Алакаев Евгений Александрович

Полное описание

Евгений Алакаев служит в Вооружённых Силах Российской Федерации с 1 августа 2006 года, на момент задержания имел воинское звание «майор». С апреля 2012 года он был допущен к сведениям, составляющим государственную тайну. В 2014 году Алакаев заключил контракт о прохождении военной службы на время обучения в очной адъюнктуре Военного университета Министерства обороны РФ, а также на пять лет после её окончания.

С декабря 2021 года проходил военную службу по контракту в должности заместителя командира батальона по военно-политической работе учебного мотострелкового батальона 1 учебного центра (подготовки младших специалистов мотострелковых войск) войсковой части 31612 (473 окружной учебный центр подготовки младших специалистов Центрального военного округа). 

Согласно показаниям свидетелей по уголовному делу Евгения Алакаева, он, будучи прикомандированным c 27 декабря 2021 года в Военно-политическое управление Центрального военного округа (ВПУ ЦВО), занимался исключительно вопросами взаимодействия с Русским географическим обществом и с культурными организациями.

Силовики пришли в квартиру Евгения Алакаева в Екатеринбурге 4 октября 2023 года. В этот день у него дома было проведено так называемое оперативно-розыскное мероприятие (ОРМ) «Обследование помещений, зданий, сооружений, участков местности и транспортных средств». В квартире были изъяты техника, блокноты, книги и документы. По мнению следствия, изъятые документы содержали сведения, составляющие государственную тайну, в частности, «раскрывающие информацию о потерях в мирное время в период проведения специальных операций».

Через два дня, 6 октября 2023 года, такое же ОРМ было проведено по месту регистрации Евгения Алакаева в Москве. В ходе этого мероприятия, фактически являвшегося обыском, были изъяты предметы, по мнению следствия, «характеризующие личность обвиняемого», а именно: «украинские флаги, символы, карты, шевроны военизированных подразделений времён нацистской Германии, листовки, призывающие к выдаче информации о перемещениях российской военной техники, её количестве и типе, пропагандирующие неонацизм профашистского толка, а также предметы с символикой запрещённых в Российской Федерации украинских террористических организаций». Также силовики изъяли загранпаспорт Алакаева.

Если верить следствию, после этих обысков, изъятия техники и секретных документов Евгений Алакаев был отпущен на свободу и продолжил свою деятельность в качестве заместителя командира батальона.

Уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного п. «д» ч. 2 ст. 283.1 УК РФ («Незаконное получение сведений, составляющих государственную тайну, путём обмана, сопряжённое с их распространением»), в отношении Алакаева было возбуждено только 8 ноября 2023 года. В этот же день Алакаев был допрошен и официально задержан.

На следующий день, 9 ноября 2023 года, Екатеринбургский гарнизонный военный суд отправил Евгения Алакаева в СИЗО. Мера пресечения в виде заключения под стражу неоднократно продлевалась.

Уголовное дело по ст. 275 УК РФ («Государственная измена») в отношении Алакаева было возбуждено 12 марта 2024 года.

По версии обвинения, Евгений Алакаев 21 сентября 2023 года зашёл в кабинет дежурного по пункту управления военно-политической работой ВПУ ЦВО и увидел на столе документ с названием «Обстоятельства произошедшего». Этот документ был посвящён гибели российских миротворцев в Нагорном Карабахе 20 сентября 2023 года. Евгений Алакаев ранее сам хотел отправиться в качестве миротворца в Нагорный Карабах, но туда командировали его близкого знакомого и коллегу — полковника ЦВО Тагир-Мурода Караева. 20 сентября он погиб в числе других российских военнослужащих. Евгений Алакаев уже знал о произошедшем и был чрезвычайно этим потрясён. Алакаев якобы заявил дежурному по пункту управления Щавинскому Я. И., что исполняет указание подполковника Галимова Е. Р. по ознакомлению с этим документом. Алакаев взял документ, прочитал его и сфотографировал первую страницу на свой мобильный телефон. Позднее Алакаев направил фотографию документа своей маме Любови Алакаевой. По версии следствия, документ был секретным и имел соответствующий гриф в правом верхнем углу. Документ засекретили, так как он содержал сведения о «потерях в мирное время в период проведения специальных операций». По версии Евгения Алакаева, никакого грифа на документе не было, и о его секретности он не знал. Он отправил фотографию маме, чтобы поделиться с ней своими переживаниями из-за гибели близкого знакомого, он считал, что сам «мог быть на их месте».

Это действие Евгения Алакаева следствие квалифицировало как преступление, предусмотренное п. «д» ч. 2 ст. 283.1 УК РФ («Незаконное получение сведений, составляющих государственную тайну, путём обмана, сопряжённое с их распространением»). Обвинение посчитало, что Алакаев незаконно ознакомился с документом, так как не имел разрешения на нахождение в режимном помещении и обманул присутствовавших в пункте управления офицеров, заявив, что указание на ознакомление он получил от автора этого документа — своего руководителя, заместителя командующего войсками Центрального военного округа подполковника Галимова Е. Р. Распространением следствие сочло отправку фотографии документа маме, указав при этом, что Любовь Алакаева дальше его не распространяла и никак не использовала против безопасности РФ.

Поводом для обвинения по ст. 275 УК РФ («Государственная измена») стала пересылка фотографии этого же документа другому человеку, знакомому Алакаева — российскому гражданину Константину Миронову, священнику Украинской греко-католической церкви, иконописцу. Евгений Алакаев — этнический украинец, происходит из семьи репрессированных, сосланных в Россию в период массовых сталинских репрессий. Является последователем католической церкви и прихожанином Храма Святой Анны в Екатеринбурге. В своих показаниях Алакаев называет Константина Миронова своим близким знакомым, признаёт, что беседовал с ним на самые разные темы и делился сокровенным в порядке исповеди как со священником. Константин Миронов живёт в Италии, поэтому Алакаев и Миронов не встречались лично, а использовали для общения мессенджер Telegram, где у Алакаева был ник «Flavius lulius Valerius», а у Миронова — «Кирилл Петроградский». В своей переписке они подробно обсуждали вторжение России в Украину, ход боевых действий, потери, свои переживания по поводу войны и осуждали политику руководства РФ. Следствие считает, что в ходе этих разговоров Алакаев передавал Миронову сведения, которые стали ему известны в ходе исполнения его служебных обязанностей, «в том числе, составляющие государственную тайну и служебную тайну в области обороны».

Следствие называет Константина Миронова «представителем СБУ». В качестве доказательств того, что Миронов представляет СБУ, была подготовлена справка УФСБ России по Центральному военному округу об Украинской греко-католической церкви в целом. В результате комплекса ОРМ сотрудники ФСБ установили, что Украинская греко-католическая церковь является враждебной Российской Федерации организацией. «Обширные религиозные представительства УГКЦ распространены в ряде недружественных государств и территорий, деятельность которых на законодательном уровне направлена против безопасности Российской Федерации. Так, УГКЦ имеет собственные епархии в Великобритании, Австралии, Франции, Швейцарии, ФРГ, а также экзархат в Итальянской Республике. По имеющимся оперативным данным, деятельность УГКЦ и её представителей из числа священнослужителей по отдельным направлениям ведётся в тесном взаимодействии с представителями иностранных спецслужб, в частности Центральным разведывательным управлением Соединённых Штатов Америки (далее — ЦРУ США) и Службой Безопасности Украины (далее — СБУ)». Также свидетелем того, что Миронов представляет СБУ, по мнению следствия, является Григорьев И. И. — помощник настоятеля в приходе Святой Анны в Екатеринбурге. Он знаком и с Константином Мироновым, и с Евгением Алакаевым, прихожанином этого храма. Григорьев заявляет, что Миронов, по его мнению, негативно относится к Российской Федерации: «В ходе бесед Миронов Константин плохо высказывался в отношении России в целом и её президента Путина. Он называл Путина сумасшедшим автократом, который узурпировал власть. Испытывал ненависть к Русской Православной Церкви, говоря о тотальной коррупции и тесной связке с российской властью. Миронов Константин называл РПЦ средством пропаганды Кремля и ФСБшниками».

Евгений Алакаев не отрицает своих переписок с Мироновым. Он заявлял и заявляет, что негативно относится к войне России в Украине и обсуждал с Мироновым губительные последствия для России решения Путина о полномасштабном вторжении. Также он признаёт, что сообщал Константину Миронову некоторые сведения, ставшие известными ему в связи с его службой, а также полученные из открытых источников. Он действительно направил не только маме, но и Миронову фотографию документа «Обстоятельства произошедшего» о событиях в Карабахе, но этот документ не содержал грифа «секретно». 

Подробнее о доказательствах обвинения по обеим статьям и позиции защиты мы расскажем во второй части нашей справки. 

Уголовное дело расследовал старший следователь УФСБ России по Центральному военному округу майор юстиции Карпов Н. О.

Суд над Евгением Алакаевым начался в Центральном окружном военном суде в Екатеринбурге в ноябре 2024 года. Дело рассматривает судья Колесников Алексей Валерьевич. 

Основания признания политзаключённым

Проблема засекречивания сведений о военных потерях в мирное время

28 мая 2015 года Владимир Путин подписал Указ № 273, вносящий изменения в перечень сведений, отнесённых к государственной тайне. В частности, была изменена редакция п. 10 указанного Перечня, утверждённого Указом Президента РФ от 30 ноября 1995 года № 1203. Этот Указ подписал Борис Ельцин во время первой чеченской кампании, в изначальной редакции были засекречены сведения о потерях личного состава только в военное время. Своим Указом Владимир Путин постановил считать секретными также сведения о потерях военных в мирное время «в период проведения специальных операций». 

С самого начала была очевидна связь этого нововведения с разворачивающимися военными действиями армии РФ в Украине. Юристы и правозащитники указывали, что очевидная цель указа — пресечь любые попытки объективного освещения конфликта на востоке Украины, которые могут вступить в противоречие с официальной версией. Справедливыми, с нашей точки зрения, были и остаются указания на то, что положения документа имеют правовую неопределенность. В законодательстве отсутствует определение «спецоперации», да и проводятся они часто в закрытом режиме — «без объявления войны». Сложно определить, на какую территорию распространяется действие запрета, если в стране или за её пределами проводится какая-нибудь «спецоперация». Понять, где гостайна, а где информация свободного доступа, стало проблематично. И журналисты, и обычные граждане подпали под риск стать объектом уголовного преследования за нечаянное разглашение гостайны.

Прежде всего, мы принципиально не согласны с предоставленной этим указом возможностью скрывать от общества столь важную информацию. Разворачивающаяся трагедия агрессивной войны РФ в Украине только подтверждает нашу точку зрения. Сокрытие информации о человеческих потерях в результате принятого военно-политическим руководством РФ решения о начале полномасштабного вторжения приводит к искажённой оценке этого решения гражданами страны. Российскому обществу ещё только предстоит оценить масштаб невосполнимых человеческих потерь. 

Кроме того, юристы указывают, что президент РФ, принимая указ от 28 мая 2015 года, вышел за рамки своих полномочий. Согласно Конституции России, право граждан на свободный поиск, получение и распространение информации может быть ограничено только на уровне федерального закона. В ст. 5 Закона РФ «О государственной тайне» содержится перечень сведений, подлежащих засекречиванию. Это, в том числе, некоторая информация из военной области — о содержании стратегических и оперативных планов, документов боевого управления, о планах строительства вооружённых сил, о дислокации войск и прочем. Перечень, содержащийся в ст. 5, является исчерпывающим. Потери личного состава в нём не упомянуты. 

При этом Закон «О государственной тайне» не наделяет президента полномочиями по расширению перечня сведений, составляющих государственную тайну. А указ — это не закон, а подзаконный акт, и он не может устанавливать дополнительные ограничения.

Кроме того, ст. 7 Закона «О государственной тайне» не позволяет относить к гостайне сведения о чрезвычайных происшествиях, угрожающих безопасности и здоровью граждан, и их последствиях. При этом в законодательстве отсутствует определение понятия «чрезвычайное происшествие». В связи с этим неясно, является ли таким чрезвычайным происшествием гибель военнослужащего в мирное время, что делает правовое регулирование в сфере засекречивания потерь ещё более неопределённым и противоречивым. 

Несмотря на то, что российские юристы ещё в 2015 году оспаривали положения, позволяющие засекречивать военные потери в мирное время, Верховный суд встал на сторону президента. За последнее десятилетие был принят ещё целый ряд репрессивных законов, предоставивших в итоге государству абсолютную монополию на распространение информации. 

Обвинение по ст. 283.1 УК РФ («Незаконное получение сведений, составляющих государственную тайну»)

Обвинения, выдвинутые против Евгения Алакаева по этой статье, подтверждают сделанные выше выводы. Государственной тайной сочтены сведения о потерях российских миротворцев в Нагорном Карабахе. Как указано в приговоре, в сфотографированном Алакаевым секретном документе содержались сведения о «нападении военнослужащих Вооружённых Сил Азербайджана вблизи посёлка Джанатяг Мардакерского района, <…> детали произошедшего с указанием места происшествия и данных погибших военнослужащих».

На этом основании Алакаева обвинили в совершении преступления, предусмотренного п. «д» ч. 2 ст. 283.1 УК РФ («Незаконное получение сведений, составляющих государственную тайну путём обмана, сопряжённое с их распространением»).

Сразу стоит отметить, что согласно показаниям свидетелей — военнослужащих, находившихся в пункте управления ВПУ ЦВО (Военно-политическое управление Центрального военного округа) и видевших, как Алакаев читает и фотографирует докладную записку о событиях в Карабахе, — сделал он это «21.09.2023 в дневное время около 13 часов» или, по другим сведениям, с 13 до 14 часов. При этом первые сообщения о трагедии без упоминания имён погибших появились в средствах массовой информации ещё накануне вечером. 21 сентября в 12:27, то есть за полчаса или даже час до появления в пункте управления Алакаева, издание URA.RU уже сообщило исчерпывающую информацию о произошедшем, указав в числе прочего, что погибшим в Карабахе был полковник Центрального военного округа Тагир-Мурод Караев. Издание указало, что эту информацию URA.RU передали сразу три источника, два из них — в ЦВО. 

При этом следствие доказывает секретность документа «Обстоятельства произошедшего», фото которого Евгений Алакаев переслал своей маме, протоколом осмотра сайта Министерства обороны РФ. «В результате следственного действия подтверждено, что сведения о гибели военнослужащих российского миротворческого контингента вблизи населенного пункта Джанатяг на официальном сайте МО РФ освещены в усечённом формате, без привязки к детальным обстоятельствам произошедшего, личных и служебных данных о погибших военнослужащих». Также следствием было получено заключение комиссионной судебной экспертизы по определению достоверности и степени секретности сведений, проведённой в Главном Штабе Сухопутных Войск Вооружённых Сил Российской Федерации. Эксперты пришли к выводу, что «изложенные в документе сведения составляют государственную тайну, раскрывают информацию о потерях в мирное время в период проведения специальных операций; информацию о лицах, участвовавших или участвующих в специальных действиях (мероприятиях) по обеспечению защиты интересов Российской Федерации или её граждан, по поддержанию международного мира и безопасности, в том числе за пределами территории Российской Федерации, разглашение которых может нанести ущерб безопасности государства, имеют степень секретности “Секретно”, являются достоверными и актуальными». 

Примечательно, что свидетелями обвинения в уголовном деле Евгения Алакаева выступают как раз офицеры, располагавшие, в отличие от обвиняемого, детальной информацией о происшествии с 7 утра 21 сентября и имевшие возможность поделиться этой информацией с прессой.

Почему же следствию понадобилось осматривать сайт Минобороны РФ, чтобы доказать, что сведения из документа «Обстоятельства произошедшего» составляют государственную тайну? Дело в том, что подлинник этого документа, представленный в уголовном деле и имеющий соответствующий штамп о секретности, не совпадает с фотографией документа, обнаруженной в смартфоне Евгения Алакаева. В сфотографированным им документе, в отличие от имеющегося в материалах дела, присутствуют буквы «ё» в некоторых словах, а также орфографические ошибки. Главный свидетель обвинения — автор документа, Галимов Е. Р., на тот момент, временно исполняющий обязанности замкомандующего войсками ЦВО по военно-политической работе. Он рассказывает, что документ, сфотографированный Алакаевым — это черновик подготовленного им документа, который он распечатал на специальных (учётных) листах для секретных документов, снабдил грифом «Секретно» и «провёл под ним черту, под которой отразил пункты Перечня, в соответствии с которыми документ подлежит засекречиванию». Этот черновик Галимов якобы оставил в пункте управления своим подчинённым. 

Когда Евгений Алакаев вошёл в пункт управления, там находилось офицеры Щавинский Я. И. и Евдокимов С. В., они также выступают свидетелями обвинения. Их показания в уголовном деле весьма схожи. Оба заявляют, что Евгений Алакаев получил доступ к секретному документу обманом: якобы он «сказал Щавинскому Я.И. и Евдокимову С.В., что он действует по указанию врио руководителя ВПУ подполковника Галимова Е.Р., и что ему необходимо ознакомиться с секретным документом “Обстоятельства произошедшего”, содержащим сведения о чрезвычайном происшествии, произошедшем в Нагорном Карабахе». Также офицеры заявляют, что не видели, как Евгений Алакаев фотографирует документ, иначе бы они помешали ему это делать. 

Одновременно Щавинский, Евдокимов, Галимов сообщают, что «Алакаев Е.А. не имеет права прохода в указанное помещение [пункт управления], за исключением случаев, когда он находится на дежурстве по пункту управления ВПУ ЦВО. 21.09.2023 Алакаев Е.А. не находился на указанном дежурстве». 

Также эти и другие допрошенные по делу офицеры сообщают, что «Алакаев Е.А. систематически нарушает требования законодательства и ведомственных приказов о запрете использования в расположении войсковых частей технических средств с расширенными мультимедийными функциями, используя на рабочем месте свой сотовый телефон iPhoneХ». Свидетели якобы неоднократно видели, как «Алакаев Е.А. фотографировал на него документы служебного характера и отправлял их неизвестным абонентам». Ни сослуживцы, ни непосредственный руководитель Алакаева, Галимов, не поясняют, почему эти действия офицера никогда не пресекались.

В любом случае, фотография, сделанная Евгением Алакаевым и переданная им маме и священнослужителю Миронову, не содержит прямых указаний на то, что документ является секретным. Галимов Е. Р. заявляет, что уже после того, как документ сфотографировал Алакаев, ему пришло в голову исправить орфографические ошибки и заменить в тексте букву «ё» на букву «е». После того как он это сделал, он ещё раз распечатал документ, также снабдив его грифом секретности. Именно этот вариант документа и содержится в уголовном деле. В то время как вариант, сфотографированный Алакаевым, якобы был уничтожен. 

Таким образом, отсутствуют вещественные доказательства того, что документ «Обстоятельства произошедшего», сфотографированный Алакаевым, имел гриф «Секретно». Об этом заявляют только свидетели, в объективности заявлений которых возникают сомнения из-за риска обвинения их в утечке из ЦВО информации, к которой они имели доступ. В связи с таким недостатком доказательной базы следствие кроме обзора сайта МО РФ провело вышеуказанную экспертизу сведений, содержащихся в документе. Согласно выводам экспертизы, проведённой в Главном Штабе Сухопутных войск Вооружённых Сил Российской Федерации, сведения, изложенные в документе «Обстоятельства произошедшего», «составляют государственную тайну, раскрывают информацию о потерях в мирное время в период проведения специальных операций». 

Этот вывод, однако ничего не говорит о том, что на документе присутствовал гриф «Секретно», что сам Евгений отрицает.

Также в силу описанной выше правовой неопределённости президентского Указа о засекречивании сведений о военных потерях в мирное время в период проведения «специальных операций» невозможно однозначно установить, что Алакаев отдавал себе отчёт в секретности этих сведений, в особенности — подпадает ли деятельность российских миротворцев в Нагорном Карабахе под понятие «специальной операции».

Также следует учитывать, что в соответствии со ст. 2 Закона РФ от 21 июля 1993 г. № 5485-I «О государственной тайне» к ней относятся «защищаемые государством сведения, распространение которых может нанести ущерб безопасности Российской Федерации».

Таким образом, отличительным признаком сведений, составляющих государственную тайну, закон определяет их защищённость — т.е. применение к таким сведениям комплекса мер (прежде всего — организационных), направленных на предотвращение несанкционированного доступа к ним. Вместе с тем, сведения об обстоятельствах гибели российских миротворцев в Нагорном Карабахе и личные данные одного из погибших, отнесённые экспертами к государственной тайне, были опубликованы в СМИ (со ссылкой на источники в Центральном военном округе) до ознакомления Алакаева с секретным документом. Представляется также сомнительным, что уже получившие распространение в СМИ сведения о потерях российских миротворцев в Нагорном Карабахе способны нанести ущерб безопасности РФ.

По эпизоду отправки Евгением Алакаевым фотографии документа своей маме следствием не установлено признаков государственной измены и шпионажа, «в связи с отсутствием данных, подтверждающих причастность Алакаевой <…>, к деятельности в интересах иностранных спецслужб, а также не получено фактических данных о наступлении тяжких последствий в результате распространенных сведений, составляющих государственную тайну».

Иначе обстоит дело с отправкой документа другому абоненту — священнослужителю украинской греко-католической церкви Миронову.

Обвинение по ст. 275 УК РФ «Государственная измена»

Алакаеву предъявлено обвинение в том, что он, «действуя умышленно, <…> не поддерживая основную внешнюю и внутреннюю политику Российской Федерации, связанную с проведением специальной военной операции на территориях Донецкой Народной Республики, Луганской Народной Республики и Украины, испытывая недовольство и неприятие к существующей политической системе Российской Федерации, являясь сторонником действующего политического режима Украины, в целях оказания представителям указанного государства помощи в деятельности направленной против Вооружённых Сил Российской Федерации и безопасности Российской Федерации, в период с 01.03.2022 по 21.09.2023 совершил государственную измену путём выдачи представителю иностранного государства (Украина) сведений, составляющих государственную тайну, ставшую известной ему по службе, а также путём собирания и передачи представителю иностранного государства (Украины) сведений, составляющих государственную тайну, то есть шпионаж».

В основе этого обвинения лежат переписки Евгения Алакаева с его другом, священником Константином Мироновым, живущим в Италии. Для общения товарищи использовали мессенджер Telegram, где у Алакаева был ник «Flavius lulius Valerius», а у Миронова — «Кирилл Петроградский». Доступ к этим перепискам следствие получило, осматривая смартфон Евгения Алакаева.

В одном из сообщений Алакаев направил Миронову ту же фотографию документа «Обстоятельства произошедшего». Действия по фотографированию документа и его отправке следствие квалифицировало как «собирание и передачу представителю СБУ Миронову К.Г. сведений, составляющих государственную тайну, то есть шпионаж». Кроме того, следствие утверждает, что в ходе переписки офицер сообщал священнику и другие сведения, составляющие государственную и служебную тайну, что было квалифицировано как ещё один состав госизмены — «выдача представителю СБУ Миронову К.Г. сведений, составляющих государственную тайну, ставшую известной Алакаеву Е.А. по службе». 

В отношении последнего обвинения речь не идёт о конкретных документах. Обвинение утверждает, что, «находясь на суточных дежурствах по пункту управления военно-политической работой ВПУ ЦВО <…> посредством автоматической телефонной станции <…> установленным порядком получал от уполномоченных военнослужащих органов военного управления группировки войск (сил) “Центр” соответствующие доклады о ходе проведения Вооружёнными Силами Российской Федерации специальной военной операции…». Информацию, полученную таким образом, Алакаев якобы передавал Миронову «путём отправки текстовых, графических и голосовых сообщений».

23 мая 2024 года экспертами штаба Центрального военного округа была подготовлена экспертиза сообщений, которыми обменивались Алакаев и Миронов.

Для подготовки заключения экспертам была представлена таблица, в первом столбце которой «содержится информация о дате и времени отправленного сообщения, во втором имя профиля, в третьем непосредственно текстовое сообщение». В уголовном деле отсутствует информация о конкретном содержании сообщений в связи с их секретностью. Вместе с тем, указано, что эксперты пришли к выводу, что Евгений Алакаев сообщал информацию, «раскрывающую данные о потерях в мирное время в период проведения специальных операций, а также данные о лицах, участвующих или участвовавших» в «СВО». Кроме того: «данные о проводимых группировкой войск (сил) “Центр” в марте-апреле 2022 года мероприятиях по подготовке и проведению операций без указания сроков», «достоверные и актуальные данные по обеспечению антитеррористической защищённости критически важного объекта Вооружённых Сил Российской федерации ”Аэродром Миллерово” без указания данных о месте дислокации», а также «достоверные и актуальные данные о состоянии материально-технического обеспечения (по службе) на мирное время, а также сведения о маршрутах перевозок воинских частей», «данные об автоматизированной системе управления войсками Вооружённых Сил Российской Федерации». Мы не может проанализировать обоснованность выводов экспертизы, не имея информации о конкретном содержании переписки. Кроме того, мы не можем сделать вывод о том, что Евгений Алакаев получал информацию о ходе «СВО» именно в процессе исполнения им служебных обязанностей, а не из открытых источников.

При обыске дома у Алакаева были обнаружены некоторые документы, которые следствие также называет секретными. Это, например, документы за разные даты с общим названием «Доклад заместителя командующего группировки войск (сил) “Центр” по военно-политической работе о результатах работы за сутки», также: копия листа документа «Преступления и происшествия по перечню приказа МО РФ № 855 дсп (по состоянию на 16 июля 2022 г.)», «Справка доклад по результатам работы в 6 тп 90 тд» и другие. Следствие не утверждает, что Евгений Алакаев куда-либо направлял эти документы, но считает, что их наличие дома у офицера «подтверждает факт осведомлённости Алакаева Е. А. об оперативной обстановке в зоне проведения специальной военной операции». 

Вместе с тем, из материалов уголовного дела, по нашему мнению, не следует, что Евгений Алакаев имел умысел и совершал действия, направленные на «шпионаж и выдачу представителю иностранного государства сведений, составляющих государственную тайну, ставшую известной ему по службе».

Прежде всего мы считаем необоснованным и недоказанным утверждение следствия, что священник Константин Миронов является представителем СБУ и вообще имеет к этой организации хоть какое-то отношение.

Следствие собрало и представило в суд следующие так называемые доказательства причастности Константина Миронова к СБУ. 

Во-первых, это упомянутая выше справка УФСБ России по Центральному военному округу ФСБ об Украинской греко-католической церкви. В справке утверждается, что эта церковь в целом враждебно настроена по отношению к РФ, шпионит, вербует и склоняет российских граждан избегать мобилизации. Собственно Константину Миронову в справке посвящён один абзац: «В ходе проведения комплекса ОРМ установлено, что Миронов К.Г. является священником украинской греко-католической церкви и с 2019 года проживает в Италии (г. Рим). По оперативной информации, подал документы в уполномоченные государственные органы Италии на получение гражданства республики. Взаимодействует с ГУР МО Украины по вопросам организации гуманитарной помощи военнослужащим ВСУ через возможности прихожан украинской греко-католической церкви».

Во-вторых, это свидетельские показания помощника настоятеля в приходе Святой Анны в Екатеринбурге Григорьева И. И. Это общий знакомый Алакаева и Миронова, учившийся вместе с последним. В 2018 году они познакомились во время обучения в Папском восточном институте в Риме. Григорьев сообщил, что по его сведениям, «Миронов Константин (церковное имя “Кирилл”) не ладил с епископом Иосифом Вертом. В целом в среде греко-католиков о нём не очень хорошо отзываются, поскольку его высказывания нередко носили проукраинскую и антироссийскую повестку». 

Кроме прочего, Григорьев свидетельствует, что «в ходе бесед Миронов Константин плохо высказывался в отношении России в целом и её президента Путина». В показаниях священнослужителя из Екатеринбурга много информации о негативном отношении Миронова к политическому руководству России и православной церкви, о поддержки им протестов в Беларуси, о неприятии войны. Однако никаких конкретных сведений о причастности Константина Миронова к СБУ или другим официальным структурам Украины в его показаниях нет.

Наконец, в июле 2024 года Григорьев принял участие в следственном эксперименте в отношении Константина Миронова. А именно, под запись и под контролем следователей провёл с ним телефонный разговор. Как указано в уголовном деле, в ходе ОРМ «получена аудиозапись телефонных переговоров указанных лиц, в ходе которых последний подтвердил факт переписки Алакаева Е.А. и Миронова К.Г. на тему проведения Российской Федерации специальной военной операции, а также факт его проживания на территории Италии. Кроме того, Миронов К.Г., опасаясь преследования правоохранительных органов, в ходе телефонных переговоров, настоятельно рекомендовал Григорьеву И.И. не сообщать о нём детальные данные следователю ФСБ России». 

Мы полагаем, что эти наборы фактов никак не свидетельствуют о причастности Константина Миронова к СБУ или другим структурам Украины. Также доказательствами не могут считаться: «ответ начальника разведывательного управления штаба Центрального военного округа, согласно которому Миронов К.Г. является представителем Службы безопасности Украины и осуществляет деятельность с позиции украинской греко-католической церкви» и «ответ № 2/КА/4-4630 от 21.10.2023, согласно которому Миронов К.Г., а также используемые им телефонные номера подозреваются в принадлежности к агентурному аппарату Службы безопасности Украины». Всё это не более чем голословные утверждения, не подкреплённые реальными доказательствами.

Не может быть признан доказательством в уголовном судопроизводстве документ (например, справка, сообщение или письмо), достоверность которого нельзя проверить и оценить (ст. 85, 87, ч. 1 ст. 88 УПК РФ). Никакое доказательство не имеет заранее установленной силы (ст. 17 УПК РФ), даже полученное из авторитетного источника, представленное правоохранительным органом. В процессе доказывания запрещается использование результатов оперативно-розыскной деятельности, если они не отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам Уголовно-процессуальным кодексом РФ (ст. 89 УПК РФ).

Государственные органы, включая органы, осуществляющие оперативно-розыскную деятельность, не вправе такими сообщениями подменять собой следователя и суд, устанавливая обстоятельства, входящие в предмет доказывания по уголовному делу (ст. 73 УПК РФ): «наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу», устанавливают именно «суд, прокурор, следователь, дознаватель в порядке, определённом УПК РФ» (ч. 1 ст. 74 УПК РФ).

Конституционный Суд РФ в Определении от 24 ноября 2005 года № 448-О указывает, что «результаты оперативно-розыскных мероприятий являются не доказательствами, а лишь сведениями об источниках тех фактов, которые <…> могут стать доказательствами только после закрепления их надлежащим процессуальным путём, а именно на основе соответствующих норм уголовно-процессуального закона».

Письма и справки, подтверждающие наличие значимого для уголовного дела факта, подписанные должностными лицами (руководителем) оперативного или разведывательного подразделения, недопустимы в качестве доказательства и не могут быть положены в основу приговора, если первоисточник осведомлённости данного должностного лица не указан и установить его в рамках уголовного судопроизводства не представляется возможным.

В ходе предварительного следствия авторы вышеуказанных писем из ФСБ и разведывательного управления штаба Центрального военного округа не были допрошены. Насколько нам известно, не допрашивали их и в ходе судебного следствия. В самих документах не содержатся ссылки на источник осведомлённости их авторов, а письма, по своей сути, являются внутренней перепиской спецслужб. Использование таких писем в качестве доказательств свидетельствует о грубом нарушении уголовно-процессуального закона.

Евгений Алакаев не отрицает ни своих переписок с Константином Мироновым, ни своего и собеседника негативного отношения к политике российских властей и войне в Украине. Он подтверждает, что обсуждал с товарищем военные потери и губительность для России ведения агрессивной войны. Однако он не признаёт своей вины в инкриминируемых преступлениях. 

Субъективная сторона состава инкриминируемого Алакаеву преступления не исследована, а его умысел на совершение государственной измены не доказан. Исходя из положений ч. 1 ст. 5 УК РФ, в каждом конкретном случае требуется установить именно ту форму вины, которая предусмотрена уголовным законом. Так, если ответственность установлена за совершение действий с прямым умыслом, то при наличии других форм вины (косвенного умысла или неосторожности) уголовная ответственность исключена. 

Государственная измена относится к преступлениям с формальным составом. В теории уголовного права под формальными составами преступлений признаются такие, в объективную сторону которых общественно опасные последствия не включаются в качестве обязательных для оконченного состава признаков. Для наличия оконченного состава преступления в этих случаях достаточно совершить соответствующее деяние (действие или бездействие). 

Субъективная сторона государственной измены характеризуется виной в форме прямого умысла (когда лицо осознавало общественную опасность своих действий или бездействия, предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желало их наступления). Виновный должен осознавать характер передаваемых сведений, направленную против безопасности РФ деятельность адресата, которому они предназначены, осознавать, что адресат представляет интересы иностранного государства либо иностранной или международной организации и желать передать именно эти сведения именно такому адресату. По нашему мнению, в данном уголовном деле отсутствует достаточная совокупность не вызывающих сомнения в своей достоверности доказательств, убедительно подтверждающих наличие прямого умысла Алакаева на совершение государственной измены. 

Даже если согласиться с версией следствия, что Алакаев в ходе переписки с Мироновым делился полученными им по службе сведениями, составляющими государственную тайну, то при отсутствии убедительных и достаточных в своей совокупности доказательств принадлежности священника к СБУ в действиях офицера отсутствует состав государственной измены. В крайнем случае в них можно было бы усмотреть признаки преступления, предусмотренного ст. 283 УК РФ («Разглашение сведений, составляющих государственную тайну лицом, которому она стала известна по службе, если эти сведения стали достоянием других лиц, при отсутствии признаков преступлений, предусмотренных статьями 275 и 276 УК РФ»). Это преступление относится к категории средней тяжести и предусматривает максимальное наказание до 4 лет лишения свободы. 

Позиция защиты 

В своих первоначальных объяснениях, ещё до момента официального задержания, а также в показаниях от 8 ноября 2023 года и 13 марта 2024 года Евгений Алакаев признал свою вину по ст. 283.1 УК РФ («Незаконное получение сведений, составляющих государственную тайну»), заявив, что действительно направлял документ «Обстоятельства произошедшего», на котором был гриф «Секретно» маме. Однако позднее, на дополнительном допросе 25 сентября 2024 года он уточнил свою позицию, указав, что соответствующего грифа секретности на документе не было. 

Также в своих показаниях после предъявления обвинения по ст. 275 УК РФ («Государственная измена») Алакаев признал свою вину в совершении этого преступления, подтвердив, что сообщал секретную информацию Константину Миронову. Однако фактически в тех же показаниях Евгений Алакаев говорит, что «догадывался, что Миронов Константин может использовать эти сведения против безопасности России, но надеялся, что этого не произойдёт, поскольку в ходе их многолетнего с ним знакомства (примерно с 2013 года) он проявил себя как порядочный человек». То есть он не подтверждал своего прямого умысла на совершение государственной измены и не желал наступления общественно опасных последствий от своих действий. 

У нас есть основания критически оценивать показания Евгения Алакаева, данные им вскоре после фактического задержания и на первых этапах следствия. При задержании он был избит, более месяца находился в условиях лишения свободы с неоформленным процессуальным статусом и с высокой степенью вероятности подвергался давлению со стороны оперативников ФСБ. Распространённой практикой у силовиков также является принуждение обвиняемого к даче признательных показаний в обмен на обещания смягчить квалификацию деяния, меру пресечения и т.д, — всё это вполне могло иметь место в деле Алакаева.

На допросе 25 сентября 2024 года Евгений Алакаев заявил, что не признаёт своей вины ни по одному из обвинений. Он сослался на недобросовестное поведение адвоката по соглашению, который, по его мнению, не разъяснил подзащитному всех деталей обвинения и фактически склонил его к признанию вины. В то время как Алакаев, признавая факт отправки фотографии документа «Обстоятельства произошедшего» и обсуждения со своим товарищем обстоятельств военных действий, не имел преступного умысла, не знал о секретности документа, на котором отсутствовал гриф «Секретно», не знал и не знает ничего о принадлежности Константина Миронова к СБУ и об использовании им полученных сведений против безопасности РФ. Евгений Алакаев сообщил, что он подал жалобу на этого адвоката в Адвокатскую палату Свердловской области «из-за допущенного им самооговора». 

Обвиняемый заявил, что «воспринимал беседы с Мироновым К.Г. как исповедь, которая согласно каноническому праву не может быть разглашена третьим лицам и является тайной исповеди < … > Указанной информацией Алакаев Е.А. делился с Мироновым К.Г. как со своим священником, а не лицом, могущим совершить действия против безопасности Российской Федерации».

Алакаев также заявил, что его уголовное преследование является «результатом его открытых высказываний несогласия с политическим курсом Российской Федерации».

Обстоятельства задержания и политический мотив

Слежка за офицером, настроенным против войны России в Украине, началась за некоторое время до его задержания. В квартире, которую он снимал в Екатеринбурге, были установлены скрытые камеры видеонаблюдения. Записи с них приобщены к делу как результаты ОРМ «Наблюдение», содержащие «информацию, характеризующую личность обвиняемого». Как указано в протоколе осмотра записей: «установлено, что Алакаев Е.А., находясь по месту своего проживания и в ходе общения с неустановленным лицом путём записи голосовых сообщений выражает недовольство и непринятие к существующей политической системе в РФ, а действующий политический курс России рассматривается им как негативный и враждебный по отношению к Украине и другим государствам». Также на эти камеры попал разговор невесты и матери Алакаева, который состоялся в квартире уже после его похищения. В ходе него Любовь Алакаева сказала, что сын присылал ей документ с информацией о гибели российских военнослужащих в Нагорном Карабахе. Также известно, что ещё до задержания Евгения Алакаева дважды посещали силовики, под надуманными предлогами о его якобы причастности к распространению наркотиков, увозили на «опросы», но спустя несколько часов освобождали.

4 октября 2023 года Евгений Алакаев пропал, перестав отвечать на звонки и сообщения своих близких — невесты и мамы, находившихся в тот момент в Москве. Когда невеста Евгения вернулась в Екатеринбург, она обнаружила, что в квартире перевёрнуты вещи, на полу и мебели много крови, отсутствует компьютер. Соседи рассказали, что в 5 утра 4 октября к Алакаеву ворвались 12 человек, избили его и увезли в неизвестном направлении. В МВД отказались принимать заявление о похищении, заявив, по словам невесты Евгения, что теперь «все вопросы нужно задавать ФСБ». Через некоторое время выяснилось, что Евгений находится в военной комендатуре Екатеринбурга в статусе «прикомандированного» под круглосуточной охраной конвоя. Всё это время у него не было процессуального статуса по уголовному делу, к нему не допускали адвоката, он практически не имел связи с близкими. 

При этом в уголовном деле присутствуют упоминания опросов Евгения Алакаева, которые якобы были проведены с ним 11 октября 2023 года и 27 октября 2023 года в ходе ОРМ «Обследование помещений, зданий, сооружений, участков местности и транспортных средств». Свидетель Горемыкин, офицер ВПУ ЦВО, показывает, что 27 октября видел Евгения Алакаева в помещении пункта управления в сопровождении оперативных сотрудников ФСБ, которые его допрашивали в этом помещении. Как уже было сказано, все эти «оперативно — розыскные мероприятия» проводились с лицом фактически лишённым свободы, до возбуждения уголовного дела, предъявления обвинения и в отсутствии адвоката. 

Мы уже упоминали, что у нас нет информации о точном содержании сообщений в переписке Алакаева и Миронова. Одновременно в одном из протоколов упоминаются следующие обрывки фраз, направленные Алакаевым: «Нужно, чтобы российская армия потерпела поражение на Украине», «Сокрушительное. Тогда можно перевести борьбу на качественно иной уровень», «Освобождение Крыма, например», «или перенос войны в РФ», «Но лучше иностранная интервенция», «Чтобы наверняка», «Потому я выступаю за Поражение на Украине и перенос всего этого дела на Россию», «Не был бы я тем, кто я сейчас, я бы тоже уже воевал там давно», «Поэтому я выступаю за перенос войны на территорию РФ. И масштабное иностранное вмешательство при этом», «Военные преступления. Оккупация. Гестапо устроили, пид*ры [неценз.]», «Не, этих мразей нужно уничтожать». В ходе допроса Евгений Алакаев подтвердил своё авторство и «сообщил, что писал данные сообщения в виду того, что он также, как и Миронов К.Г., не поддерживает политический курс Российской Федерации».

Характеристика личности Алакаева его сослуживцами является противоречивой. С одной стороны, допрошенные следствием офицеры в один голос и одними и теми же словами характеризуют Евгения Алакаева как «скрытного, малообщительного, неисполнительного военнослужащего». С другой стороны, они же свидетельствуют, что после начала войны он был подавлен и «очень переживал по поводу хода проведения СВО, причём сложилось впечатление, что Алакаев Е.А. поддерживает украинскую сторону». По одному из свидетельств, после получения информации о гибели в Украине большого числа солдат и офицеров, Алакаев при всех заявил: «это просто другая реальность, мы не ведаем, что творим». «Алакаев Е.А. сказал, что украинцы так просто не отступят и будут биться до последнего, а в скором времени к ним поступит помощь от стран НАТО». Таким образом, несмотря на установленную за Евгением Алакаевым слежку, несмотря на полученный полный доступ к его перепискам, следствию понадобилось ещё в течение месяца незаконно содержать его под стражей, чтобы предъявить хоть какое-то обвинение. Большинство показаний свидетелей, видеозаписей и вещественных доказательств, представленных в обвинительном заключении, не имеют непосредственного отношения к обвинению, а являются фактически «характеризующими» сведениями. Справки и заключения, подготовленные ФСБ и МО не содержат конкретных фактов, подтверждающих виновность Евгения Алакаева, а носят описательный и предположительный характер.

Политический мотив преследования очевиден. Евгений Алакаев заявляет, что никогда не скрывал своего несогласия с политическим курсом РФ и своей антивоенной позиции, открыто заявлял о ней, что и стало поводом для его преследования. Это подтверждается и показаниями свидетелей, и тем, что в обвинительном заключении следователь неоднократно акцентирует внимание на критическое отношение Алакаева к российской власти, её внешней и внутренней политике, недовольство и неприятие к «существующей политической системе РФ».

Независимый правозащитный проект «Поддержка политзаключённых. Мемориал», продолжающий работу Программы поддержки политзаключённых Правозащитного центра «Мемориал», согласно международному руководству по определению понятия «политический заключённый», находит, что уголовное дело против Евгения Алакаева является политически мотивированным, направленным на устрашение противников войны, а также общества в целом, т.е. упрочение и удержание власти субъектами властных полномочий. Лишение свободы применено к Евгению Алакаеву  в связи с его вероисповеданием, антивоенными и политическими убеждениями, в нарушение права на свободу выражения мнения, иных прав и свобод, гарантированных Конституцией РФ и Международным пактом о гражданских и политических правах.

Независимый правозащитный проект «Поддержка политзаключённых. Мемориал» считает Евгения Алакаева политическим заключённым, требует его освобождения и прекращения его уголовного преследования.

Признание человека политзаключённым не означает ни согласия проект «Поддержка политзаключённых. Мемориал» с его взглядами и высказываниями, ни одобрения его высказываний или действий.

Дата обновления справки: 24.06.2025 г.